Михаил Ромм. Кинематограф в ряду искусств

Михаил Ромм. Кинематограф в ряду искусств

Передо мной письмо, датированное 19 октября 1971 года. Письмо это от Миши Ильича Ромма. В месяц до его кончины мы встретились в крайний разов у него жилища, чтоб начать службу над общей книжкой о режиссуре. Предполагался учебник либо сколько-то приближенное к нему пособие для ВГИКа.

Мы издавна задумывались о таковой книжке, и все руки не доходили, а здесь нам показалось, что пришло время начать службу. Огромные надежды мы ложили на поддержка Н. Грам. Волянской, тот или другой почти все годы действовала и со мной, и с Мишей Ильичом во ВГИКе.

Мы надеялись на ее редкую способность править беседой. Ловить высказанную мысль на лету, храня не только лишь сущность ее, да и форму. Сначала появилось даже намерение сделать книжку в облике вольного разговора по целым более принципиальным нюансам синематографического процесса. И как разов в этом крайнем письме Миша Ильич выражает колебание насчет необходимости таковой формы.

Но вот само письмо. Нет надобности разъяснять его значение для судьбы книжки, для меня, для целых его приятелей, тот или другой большое множество в нашей синематографической среде, включая сюда и кинематографистов других государств, а также и посреди созерцателей, тот или другой современное кино считает на огромные миллионы. Могучая и ясная душа красивого живописца и жителя нашей планеты просвечивает через каждую строку письма. И желая, по-видимому, осталось оно неоконченным, глубина заботы о родном искусстве выступает в нем с необычной впечатляющей насильно.

Сергей Герасимов 19 октября 1971 года Дорогой Сережа. Опосля некого размышления я пришел к решению, что книжка обязана иметь желая бы видимость систематически изложенного учебника, что все таки необходимо очертить, метко найти скелет книжки. Все-таки это обязан быть учебник либо нечто вроде, другими словами типичный учебник, в тот или другой обязана иметься изложена и сумма познаний тоже, по другому все это предприятие будет недостаточно оправданным, по-моему. При этом порядок изложения быть может каким угодно, мне все одинаково.

Какие главы я полагаю обязательно необходимыми. 1-ая глава, тот или другой можнож имелось бы именовать: синематограф и его положение в современном мире. Я считаю это нужным, так как мы обязаны вроде бы обосновать широту нашей программы и, следовательно, широту неимение догматических верховодил. Набросок о разнообразии задач, тот или другой встают перед синематографом, и функции, тот или другой он исполняет, необходимо как нашу, близкую програмку записать в четких формулировках.

Синематограф исполняет не только лишь полезные, да и вредные функции. Он приносит обширное, вещественное представление о жизни. Мы бы не знали, что этакое Африка, Америка, слон, жираф, мы бы не знали, что этакое отменная авто дорога, мы бы не знали без синематографа собственной своей деревни, не знали бы чрезвычайно многого. Современный созерцатель зарабатывает определенный багаж аккуратно зрительных воспоминаний.

Хроника его обогащает. Это касается и к телевидению тоже. Обязана иметься, кстати, глава: синематограф и телевидение, синематограф и театр. Но синематограф приносит и вред.

Неограниченное количество мещанской продукции, проникнутой насквозь буржуазной идеологией, оказывает существенное воздействие на наш свой синематограф, и ежели смонтировать то, чем мы кормим созерцателя, и откинуть некие необязательные декларации, тот или другой созерцатель пропускает мимо ушей, то окажется, что это еда недоброкачественная. Но синематограф воспитывает созерцателя у нас, а за рубежом он теснее закончил играться этакую роль, так как задачка обособления синематографа, его своей функциональной позиции обязана решаться с учетом того, что, в корпоративном, на данный момент в мире синематографу наносится суровый удар со сторонки телевидения, и не только лишь телевидения. У нас происходит на данный момент типичный процесс. Равномерно синематограф разделился на собственного рода сферы, и я метко знаю, действует ли этот режиссер для начальства, для созерцателя, для фестиваля, для фуррора, для синематографа.

У нас на данный момент нет одного синематографа, и вкусы, тот или другой при всем этом предъявляются, нередко искренне противоположны, и почти все зависит оттого, кому желает потакать режиссер. В данной неразберихе нужно разобраться. В Польше, например, грызть режиссер Сколимовский, тот или другой мастерит эстетские службы, искренне рассчитанные на эстетские чудачества. И не надо мыслить, что у нас нет режиссеров, схожих на него.

Мои юные сотрудники, с тот или другой я действую на студии, нередко искренне либо неразговорчиво выражают взоры в русле буржуазного воздействия, тот или другой, с моей точки зрения, чужды современному синематографу. Глава синематограф, его положение в мире и роль русского синематографа нужна. Она может прозвучать декларативно, но это нам предоставит вероятность разговаривать о определенном синематографе, тот или другой совсем не совпадает с современным забугорным синематографом и долею русского синематографа, в частности. 2-ая глава : продолжая эту мысль, нужно перейти к иному вопросцу (не убежден, что порядок глав будет конкретно таковой), но нужна таковая квалификация: синематограф в линии примыкающих искусств.

Целым понятно, что синематограф, так огласить, синтетическое искусство (в этом определении грызть что-то огорчительное), и в этом грызть компонент всеядности. Нередко это не синтетика, другими словами органическое вещество, изготовленное хим методом, а достаточно беспринципиальный винегрет. Необходимо найти дела меж синематографом и литературой, меж синематографом и театром, телевидением, живописью, музыкой. Невзирая на наличие музыкальных картин и их обширную популярность, невзирая на обширное распространение пьесоподобных картин, красочных тестов, к примеру, опусы чрезвычайно профессионального Ильенко, это тоже можнож в синематографе, невзирая на это, я полагаю, что главная генеральная линия синематографа при обилье шагов, иногда каждый следующий отторгает предшествующий, при диалектической трудности целых изгибов и переплетений генеральная линия следует к таковой самостоятельности синематографа, при тот или другой он покоряет для себя литературу, а не следует в очередь за ней, покоряет для себя изображение, театр, впитывает все это, останавливается неузнаваемо типичным, при тот или другой вы не обнаружите родных пятен заимствований.

Я убежден, что отменная картина не обязана поддаваться литературному изображению, как и пантомима, тот или другой обрисовать нереально, самая красивая пантомима словесно неизъяснима. И синематограф дойдет до таковой ступени невыразимости. В 30-е годы искусство синематографа имелось совершенно другим. Довольно имелось опубликовать литературный сценарий, чтоб вы теснее заработали представление о картине.

Чрезвычайно неплохой актер Бабочкин, тот или другой действовал для собственного медли так выразительно, что без него не имелось бы Чапаева, все-таки не вышел за рамки общепринятого, все-таки это имелась разыгранная неплохими актерами литература, то же касается ко целым моим картинам. Нам, мастерам, сформировавшимся в те годы, теснее поздно освобождаться, но я убежден, что обязано иметься так: синематограф обязан подчинить для себя литературу и все остальные облики искусств, и я вижу на данный момент картины, где я бы затруднился обрисовать деяние, желая то, что происходит, имелось понятно. Мне довелось созидать отдельные картины чешские, южноамериканские, полудокументальные либо, например, Сладостную жизнь Феллини, на мой взор, топовую из его картин. В этом кинофильме нарушены все законы драматургии, нет ничего от драматургии, выглядело бы, содержание картины существенно труднее.

Арестуем 8 ). Каким образом истиннее, прошедшее и мечтаемое соединились воедино. Не совершенно четкие границы где реальное перебегает в ирреальное. Это 1-ые пробы, где выразительный язык, аккуратно синематографический язык был главнейшим.

В кинофильме Девять дней 1-го года мне удалось сбить один-одинешенек принципиальный кадр: Гусев, теснее облученный, проходит мимо длинноватой, большой стенки; что бы я литературно ни сочинил: длинноватая стенка, большая стенка, небольшой Гусев, образ литературный не получится. Покажется, что он задавлен данной стенкой, а он не задавлен совсем, там остальные идеи, не чрезвычайно метко именуемые. Я разговаривал в один-одинешенек рабочем кружке юных рецензентов. Они сочинили целый ряд рецензий на кинофильм, и в каждой рецензии этот кадр упоминался.

Он этот кадр произвел сильнейшее воспоминание. Я спрашивал: чем. Каждый рецензент отвечал по-различному. У 1-го, что он следует вдоль стенки нездоровой, у иного по другому, а этот кадр великий синематографической емкости это и грызть синематограф реальный, выразительность тот или другой превосходит реальное деяние и превосходит реальное слово.

В данной же картине имелись две высказывания разговора. Иногда Гусев приехал к папе, тот его спрашивает: Ты бомбу мастерил. ) Отпрыск отвечает: Мастерил. ) Иногда диалог ограничивался лишь этими 2-мя репликами, это был реальный синематограф.

Появлялось множество доп идей, созерцателю вроде бы разговаривали: размышляй сам. И это имелось отлично сыграно Баталовым и Сергеевым, доп объяснений не имелось необходимо. Но я, тот или другой так длинно находился в плену у театра, добавил разъяснительный текст. Зря добавил, не надо имелось этого мастерить.

Нужно ограничить синематограф близко с телевидением и его специфичными приемами, близко с красочным синематографом, тот или другой жил и живет. Ранее подражали красочным полотнам, сейчас можнож подражать синематографу, себе и при всем этом оставаться недовыраженным. Эта глава обязана иметься крайняя, может быть, и опосля того как мы пройдем спустя всю сумму заморочек, дотрагивающихся режиссера. задает вопросец: грызть ли касательство меж поисками выражения идеи жителя нашей планеты у Феллини и теми поисками, тот или другой имелись у Низкого в литературе.

Нет, это различные вещи. Низкой обрисовывал наружную сторонку деяния, иногда человек задумывается одно, а разговаривает иное, человек действует и разговаривает то, о чем он задумывается. Это, естественно, имелось огромным открытием в литературе. Это совершенно иное процесс.

И у нас в синематографе имелось, иногда внутренний глас выносился на экран. У Феллини же овеществление идеи, овеществление деяния, этакое овеществление идеи, иногда мысль останавливается овеществлением памяти, тот или другой приходит сразу искренним и искаженным деянием. Она смотрится как искреннее деяние, а меж тем это не искреннее деяние, а воспоминание либо аллегория. Кинофильм 8 ) начинается с приема, иногда человек, попавший в авто пробку, возносится на небо и ворачивается обратно, при этом на веревках.

Что все-таки, ему все это показалось. Но для чего при полной ирреальности веревки. Нет, это внутренняя сторонка чувства жителя нашей планеты, тот или другой выражена не методом чувства, а вроде бы настоящим деянием. Это новое искаженное деяние, тот или другой не приходит деянием, а нечто иным.

Это раскрытие внутреннего мира жителя нашей планеты методом синематографического извращения в самом высочайшем смысле этого слова. Наташа потребовала, грызть ли у Хуциева какие-то поиски в этом смысле. Нет, у Хуциева грызть остальные вещи, их тоже нужно проанализировать. В его кинофильме Был месяц май, тот или другой в целом, как мне как будто, не сложился, грызть немного синематографических открытий.

Необходимо вообщем проанализировать фаворитные киноленты, быть может, для этого кое-что просмотреть из наших и забугорных картин, в тот или другой грызть ростки новейшего синематографа, тот или другой приходят началом этого процесса. Конкурентнсть телевидения, чрезвычайно мощная на Западе, может убыстрить этот процесс. Ежели не рассчитываться с деньгами, то необычная всеядность телевидения принудит синематограф отыскать близкое участок. Идут поиски возникает синематограф сам по для себя, про тот или другой нельзя огласить: ни литературный синематограф, ни красочный.

На данный момент пока что в большинстве картин ткань синематографическая словесная адекватна функции театральной словесной ткани. Актерское поведение немного различается от театрального, так как специфичность синематографа введение в кинофильм натуры просит от актера наиболее природного поведения. А в остальном искренне выраженное слово приходит содержанием картины, и тут пока нет принципиальной различия. Но вот возникли грузинские короткометражки, в тот или другой я вижу синематографическое начало, это любопытно.

Либо вот чрезвычайно порадовал меня Абдрашитов, воспитанник мастерской, сбивший Репортаж с асфальта, очень глубочайшего содержания, и нет ни 1-го слова и звука. Это синематограф. Юный юноша теснее прибывает с чувством вещественности синематографа, тот или другой подменяет его словесность, его традиции театральности и живописности. Существо вещей в этом репортаже видно и чувственно сильно, это и грызть синематограф.

На данный момент на Западе возникло направление в живописи, иногда экспонируются настоящие вещи. Для живописи это идиотизм, ничего, не считая экстремы, там нет, но для синематографа осмысленная вещественность существенна. 30 годов назад я считал, что постоянно павильон превосходнее натуры, потому что можнож синхронно действовать, и все волочил в декорации. А в крайней картине я задумывался лишь о том, как сделать этакую фактуру декорации, чтоб ее никто не ощущал.

Глава о вещественности синематографа в линии остальных искусств обязана иметься. 3-я глава: осмысление синематографа в линии целых новейших явлений, тот или другой знаменательны для крайней трети ХХ века. Синематограф в баста баста порождение ХХ века. Он отстает от века, не может за ним угнаться, никакое искусство не может угнаться за ХХ веком.

Но в этаком учебнике, с оговоркой, что эта глава спустя 10 лет будет безизбежно пересмотрена, необходимо разговаривать о том, что в политике, в социологии, в технике, в комплексе целых частей современной цивилизации синематограф сам заходит в это понятие цивилизации как одно из средств инфы и воспитания. Кстати, синематограф на данный момент заполучил новейший метод массовости спустя кассетное кино. Оно теснее живет, можнож просто перевоплотить всякую картину в кассетный придаток, сама картина недешево заслуживает, а сама кассета для народа окажется чрезвычайно дешевенькой: с приставкой к телеку приносит вероятность прокручивать ее сколько угодно. Это совершенно другое, чем пленочное, не надо бобин, вы давите клавишу и вульгарна цветная, звуковая неважно какая.

Кассетный синематограф пойдет живо. 1-ое, что сделали америкосы, кассетизировали именитые картины: вот для вас Чаплин и глядите. Это увековечивает тот ватерпас синематографического осознания, тот или другой жил 30-40 годов назад. Это укрепляет традиции, но не приносит развития.

Красота кассетного синематографа состоит в том, что для него не надо молниеносного массового фуррора, вы сможете жилища расслабленно, глубоко глядеть картину. А недочет кассетного синематографа этот же, что и у телевидения: нет созерцателя, вы глядите кинофильм в одиночестве. В то пора как эпос без аплодисментов и возбуждения не эпос, комедия без хохота не комедия, а драма без слез не драма. Ежели представить для себя телевидение без его главенствующего свойства способности просмотра кинофильмов жилища, ежели представить для себя, что все анонсы, всю хронику необходимо глядеть в каком-то особом помещении для телевидения, а не жилища, то никто не пошел бы глядеть телевидение синематограф же превосходнее.

Телевидение это большой размер инфы, но это зрелище для 1-го, меж залом и сценой нет расстояния и нет вокруг созерцателей. Но вдруг свойство это телевидение прибывает домой оказалось самым главны…

Комедия, детектив, секс либо что-то еще. Вы не желаете. Избрали. 2-ух бытовых теснее не изобразят.

В корпоративном, выбор для вас навязан, обязательность этого времяпровождения неминуема. А вот книжку для чтения вы изберете всякую, и от выбора книжки зависит почти все. Во пора Пушкина имелось младше книжек, но его пометки на полях прочитанных книжек меня поразили, меня поразила широта его интересов, иногда я вызнал, что он читал и что подчеркивал. Нечто схожее происходит и с кассетным кино.

Оно предоставит вероятность прибавить к телевидению избранное вами зрелище. Необходимо поразмыслить о имеющемся культуры, а в отношения с развитием массовой культуры необходимо искренно поразмыслить и разговаривать о том, что она, массовая культура, собой доставляет. Можнож разговаривать, что это буржуазная культура, а можнож разговаривать, что она грызть и у нас в Русском Союзе, так как, мне как будто, понижение требовательности телевидения привело к понижению требовательности созерцателя. Мы пока еще держимся, синематограф у нас еще пока известен, а на Западе страшащая бессодержательность в кинотеатрах.

Я глядел в ФРГрам это либо порнографические киноленты, тот или другой оказались изготовленными тщательно до ватерпаса научно-фаворитных, либо сексапильные страшащая похабель. Массовая культура арифметически обхватывает очень обширные круги народонаселения на базе многосерийного кинофильма. Не так давно по нашему телевидению демонстрировали британский телевизионный кинофильм Сага о Форсайтах. Никто практически не читал книжку Голсуорси у нас, а кинофильм поглядели, например, 20 миллионов человек.

Сама Сага о Форсайтах Голсуорси те 100 тыщ экземпляров изданных, ежели их прочли 10 тыщ человек, то это весче, чем 20 миллионов телезрителей. Адаптация, тот или другой не отдала ни чувства эры, ни серьезности долголетнего процесса развития британского сообщества. А на эту сторонку вопросца идет направить интерес: заразительность массовых явлений культуры магнитофонные записи, различные облики сокрытой рекламы безжалостности, секса приносит ощутимый вред конкретно в множество собственной массовости. Это содержание одной из глав.

4-ая глава. Дальше, мне как будто, нужна вот какая глава, тот или другой желанна для учащихся. Другие главы обязаны иметься посвящены разбору синематографической профессии, при этом мне думается, что нужно недопустить поучений, другими словами находить по принципу: верно некорректно, хорошо неграмотно. Желая некие компоненты синематографической грамоты так всеобщи, что они приложимы к хоть какому, самостоятельно от мат-ла, сколько-нибудь приличному синематографическому творению.

Но границы подвижны. Чрезвычайно нередко приходилось мне глядеть некие картины любителей либо воспитанников мастерской, и я лицезрел исследование издавна выученных образчиков, следование сиим образчикам: так хоть какой грамотный человек может сочинить пьесу по трафарету. Или это полное недопонимание того, что этакое синематограф в созданье собственном. Мне дают этюд Взгляд, и в этом этюде отсутствует начисто конфликт, какое-то противодействие 2-ух сторонок.

Сафонова в этюде Взгляд сбила неограниченное количество больших планов, распределила их по группам: колеблющиеся, горюющие и умиротворенные, но там нет никакого содержания. Необходимость желая бы содержания явна для целых. Количество этих взоров она сбила на кладбище, но они ничего не выражают, потому что вы не осознаете, что это кладбище. Опасаюсь, что это неимение инстинктивного осознания, что этакое синематографическое содержание, деяние на самом деле.

Это теснее эстетство и никак не синематограф. Конкретно потому в книжке обязаны иметь участок некие теоремы, желая они недоказуемы, как недоказуема теорема Эвклида, но необходимо эти теоремы обосновывать. Выглядело бы, теоремы Эвклидовой геометрии недоказуемы, и Лобачевский сделал неэвклидову геометрию, но практический путь две параллельные полосы никогда не встретятся, искренний Эвклидом 5 тыщ годов назад, остается, эти теоремы обосновали все предстоящее развитие механики. Несомненная, самоочевидная, недоказуемая теорема.

Даже иногда Эйнштейн пришел к решению, что параллельные могут встретиться, практический ход развития остался за теоремами Эвклида, а решение Эйнштейна это типичное следствие типичного измерения места в бесконечности, тот или другой приходит десятой ступенью математического познания. Этакие десятые ступени познания вероятны и в синематографе, можнож действовать одни взоры. Но для этого необходимо метко знать, на что опирается плита. Этакие теоремы в чем существо синематографа: конфликт, изображение, установка, ритм, его вещественность нам нужно чрезвычайно кропотливо сконструировать, чтоб позже мы могли бы оперировать образцами.

1972, 2 Н. Волянская. Прим. ред.