Кинематограф
Это город. Еще рано. Полусумрак, полусвет. А позже на крышах солнце, а на стенках еще как бы нет.
А позже в стенке в один момент зажигается окно. Возникает звук рояля. Начинается кино. И очнулся, и качнулся, завертелся шар земной.
Ах, механик, ради господа, что ты мастеришь со мной. Этот луч, искренний и резкий, эта света полоса принуждает меня рыдать и смеяться два часа, иметься соучастником событий, пить, обожать, идти на дно…
Жизнь моя, синематограф, черно-белоснежное кино. Кем сочинен был сценарий. Что за странноватый фантазер этот одинаково умнейший и сумасшедший режиссер. Как бегло он монтирует разные кусочки ликованья и уныния, развлечения и тоски.
Он актеру не прощает неудовлетворительно сыгранную роль – имейся то комик либо трагик, имейся то шут либо повелитель. О, как тяжело, как отлично работающим иметься личиком в данной драме, где итого-то меж началом и баста два часа, а то и младше, только мгновение одно…
Жизнь моя, синематограф, черно-белоснежное кино. Я не сходу подмечаю, как проигрываешь ты от нехватки ярчайших красок, от невольной немоты. Ты вопишь еще беззвучно. Ты берешь меня сначала выразительностью жестов, сменяющих слова.
И торопятся твои актеры, все бегают они, бегают – по щекам их белоснежным-белоснежным слезы темные текут. Я слезам их черным верую, плачу с ими заодно…
Жизнь моя, синематограф, черно-белоснежное кино. Ты накапливаешь опыт и в теченье этих лет, хоть и медлительно, а все таки обретаешь звук и цвет. Звук твой резок в эти годы, очень грубы гласа. Очень красноватые восходы.
Очень голубые глаза. Очень темное от крови на руке твоей пятнышко…
Жизнь моя, исходный возраст, детство нашего кино. А позже придут цвета, а позже полутона, то уменье, та свобода, что только зрелости дана. А позже и эта зрелость тоже станет в некоторый час детством, главными шагами тех, что будут опосля нас жить, участвовать в событьях, пить, обожать, идти на дно..
. Жизнь моя, мое цветное, панорамное кино. Я люблю твой свет и сумрак – старенькый созерцатель, я готов занимать хоть какое участок в тесноте твоих линий. Но в большой данной драме я со целыми вровень тоже, в сути, играю роль, доставшуюся мне.
Даже ежели где-то с кромке перед камерой заслуживаю, даже тем, что не играю, я играю роль близкую. И, участвуя в сюжете, я смотрю со сторонки, как текут мои мгновенья, мои годы, мои сны, как сплетается с иными эта тоненькая нить, где теснее мне, к раскаянию, ничего не поменять, так как в данной драме, имейся ты шут либо повелитель, два раза роли не играют, лишь разов играют роль. И над собственною ролью плачу я и хохочу. То, что вижу, с тем, что лицезрел, я в одно сложить желаю.
То, что лицезрел, с тем, что знаю, сориентируй связать в одно, жизнь моя, синематограф, черно-белоснежное кино.